Тотемное животное хэдкраб
ну, ну, ну – мне снятся клавиши, белая спинка, черный изгиб, и запах потертой кожи барабана мне снится, и кресло-качалка; я бы хотел жить высоко над землей, и спать высоко над землей… будешь ли ждать меня – спрашиваю, и мне отвечают да
а будешь ли, молчу, тем, ради которого я буду приходить из снов, похожих на смерть, из незримых глазу мест, из осколков янтаря, из черноты ничьих зрачков?
молчу, и мне молчат тоже – мы никогда не умели читать чужие мысли, лишь эмоции, да и то – никто из нас не умеет лгать глазами, мы можем лишь прикрывать их в слишком честные моменты
или в слишком нечестные?шестьдесят шесть умений должно быть у женщины – написано в Камасутре, был бы я древним индийцем, я бы понял зачем это – наряжать хрупкую земную плоть в поднебесные шелка, танцевать, едва касаясь земли, дрессировать боевых слонов…но я не древний индиец, и женская часть моя танцует на площадях, а я сижу, скорчившись в кресле, и вынюхиваю кровь, пролитую на землю…впрочем, что это я, опять же – мы не пролили ни капли;
струны нервные по природе своей – они тихонько гудят, едва касаешься их пальцами, а я смеюсь, вопреки законам земным и небесным я сохранил свое время и солнце, под опаленными солнцем асфальтными дорогами я остался собой, я остался невидим, я вне людских, но внутри наших законов;
это ли не завидная участь?
впрочем, так и не связался, так и не услышал голос, хоть и хотел – но слишком страшно, слишком – временная петля, хвост змея, спящего под ясенем, чешуйки трутся и перетираются, и где-то в этих чешуйках дробится мой двойник, расплескивается знаменем по поверхности, бесконечностью изменяющейся луны, остается воплем, застревающем в глотке, невысказанными словами, невышептанными молитвами – он такой, мое второе я, мое существо, прикрывающее себя – мной, как плащом, от всеобщих взглядов, как от непогоды, вот вы берете с собой зонтик, когда небо покрывается серым тяжелым бархатом?он берет меня, причем всегда
а может, это я его беру
*****
никогда не называйте незнакомцам свое имя, не смотрите им в глаза, не думайте о других берегах
плюнь монетку, - смеется дядюшка Харон, и Смерть в плаще с капюшоном вторит ему, - выплюнь монетку, ну, давай же, условно живой
а я посасываю, будто яблочный леденец, зеленоватый от старости обол, это мой билет в обратную сторону, не отдам, не отпущу, не останусь.
сами плюйтесь монетками.
а будешь ли, молчу, тем, ради которого я буду приходить из снов, похожих на смерть, из незримых глазу мест, из осколков янтаря, из черноты ничьих зрачков?
молчу, и мне молчат тоже – мы никогда не умели читать чужие мысли, лишь эмоции, да и то – никто из нас не умеет лгать глазами, мы можем лишь прикрывать их в слишком честные моменты
или в слишком нечестные?шестьдесят шесть умений должно быть у женщины – написано в Камасутре, был бы я древним индийцем, я бы понял зачем это – наряжать хрупкую земную плоть в поднебесные шелка, танцевать, едва касаясь земли, дрессировать боевых слонов…но я не древний индиец, и женская часть моя танцует на площадях, а я сижу, скорчившись в кресле, и вынюхиваю кровь, пролитую на землю…впрочем, что это я, опять же – мы не пролили ни капли;
струны нервные по природе своей – они тихонько гудят, едва касаешься их пальцами, а я смеюсь, вопреки законам земным и небесным я сохранил свое время и солнце, под опаленными солнцем асфальтными дорогами я остался собой, я остался невидим, я вне людских, но внутри наших законов;
это ли не завидная участь?
впрочем, так и не связался, так и не услышал голос, хоть и хотел – но слишком страшно, слишком – временная петля, хвост змея, спящего под ясенем, чешуйки трутся и перетираются, и где-то в этих чешуйках дробится мой двойник, расплескивается знаменем по поверхности, бесконечностью изменяющейся луны, остается воплем, застревающем в глотке, невысказанными словами, невышептанными молитвами – он такой, мое второе я, мое существо, прикрывающее себя – мной, как плащом, от всеобщих взглядов, как от непогоды, вот вы берете с собой зонтик, когда небо покрывается серым тяжелым бархатом?он берет меня, причем всегда
а может, это я его беру
*****
никогда не называйте незнакомцам свое имя, не смотрите им в глаза, не думайте о других берегах
плюнь монетку, - смеется дядюшка Харон, и Смерть в плаще с капюшоном вторит ему, - выплюнь монетку, ну, давай же, условно живой
а я посасываю, будто яблочный леденец, зеленоватый от старости обол, это мой билет в обратную сторону, не отдам, не отпущу, не останусь.
сами плюйтесь монетками.